Драматург - Страница 39

К оглавлению

39

— Докажите.

Я встал:

— Слышал, у вас был пожар.

Бакли умудрился слегка двинуть ногой, но это только подчеркнуло его слабость.

— Вы побывали в моем доме? — выдохнул он.

Я пожал плечами, повернулся, чтобы уйти, и добавил:

— Не я, дружок Скорее, линчеватели.

Я стал сильнее хромать, но винил в этом больничную атмосферу. Ко мне подошел врач лет пятидесяти. Спросил:

— Вы навещали мистера Бакли?

— Да.

У него была карта — похоже, врачи без карт и не ходят, — он заглянул в нее и выдал несколько медицинских терминов. Затем заметил:

— Очень жаль, но боюсь, что мистер Бакли уже никогда не сможет ходить.

Я сделал мрачное лицо и кивнул. Эскулап поинтересовался:

— Вы будете приходить регулярно?

— Обязательно, чтобы убедиться, что вы не ошиблись в своем прогнозе.

Он с вызовом поднял голову:

— Я уверяю вас, мистер… Я не запомнил вашего имени.

— Я его и не называл.

— Ну, хорошо. Так я вас уверяю, что очень мало шансов, что этот пациент когда-либо обретет подвижность.

Я посмотрел на врача:

— Ловлю вас на слове.

Внизу, в главном холле, было людно и шумно. В последний раз, когда я был в больнице, я встретил Энн Хендерсон. Встреча оставила у меня тяжелые воспоминания. Я пошел в кафе и увидел, что там рекламируют всевозможные сорта кофе. Я заказал капучино без шоколадной стружки. Девушка спросила:

— Вам обычный кофе?

— Если бы я хотел обычный кофе, я бы так и сказал, верно?

Она презрительно взглянула на меня. После Бакли я перенес этот взгляд спокойно, она удалилась, принесла мне кофе и содрала с меня за него втридорога. Я нашел свободный столик и сел. По радио передавали Кейта Финнигана, который обсуждал проблему использования аэропорта Шаннон американскими войсками. Затем он сказал, что слушатели просят передать песню «Дикси Чикс» из их нового альбома «Дом», который писался о Вьетнаме, но вполне годился и для Ирака. Я слушал музыку, когда подошел служащий больницы и спросил:

— Надеюсь, вы не собираетесь курить?

Он застал меня врасплох, и я переспросил:

— Что?

— Здесь везде курить запрещено.

Он уже был на взводе и готов к военным действиям. Я узнал его, но имени не мог вспомнить. Я заявил:

— Я не курю.

Как странно это прозвучало. Но служащий не поверил. Сказал:

— Я вас помню, вы курили в коридорах и в нише.

Я шумно выдохнул:

— Не можешь сделать мне одолжение, приятель?

— Одолжение… Какое одолжение?

— Сгинь.

Он так и поступил.

Я шел мимо университета, и в голове продолжала звучать песня «Дикси Чикс». У канала толпились студенты, и я вспомнил о погибших девушках. Похоже, мне в этой истории не разобраться. У церкви я задержался, разглядывая витражи. Но вдохновения не прибавилось. Я пробормотал:

— Окна. Всего лишь цветные окна.

Вернулся в гостиницу. Миссис Бейли, которая выглядела необычно хрупкой, того и гляди сломается, копалась в бумагах. Хотя мне хотелось пойти к себе, побыть одному, обижаясь на весь мир, я остановился и спросил:

— Все в порядке, миссис Бейли?

Она подняла голову, и мне больно было видеть, как просвечивает сквозь редкие волосы кожа ее головы. Меня это так огорчало. Я также заметил многочисленные «печеночные» пятна на ее руках и подумал: «Сколько же ей может быть лет?» Кто-то пытался сделать ей перманент, но только все испортил. Создавалось впечатление, что на полпути они решили все бросить, придя к выводу: «А пошло оно, все равно руины».

Так оно и было.

Она ответила:

— Я не хочу утруждать вас, мистер Тейлор, особенно после вашей тяжелой утраты.

Мне хотелось согласиться и улизнуть в свою комнату, но я остался и предложил:

— Давайте я куплю для вас виски, большую теплую порцию виски с гвоздикой, сахаром и… черт возьми, всем, что полагается.

На мгновение на ее лице появилась улыбка юной девушки, почти кокетливая, и я осознал, как много эта старая женщина для меня значит. Конечно, смерть матери сделала меня уязвимым, но миссис Бейли никогда меня не предавала, в какое бы дерьмо я ни вляпывался. Каждый раз, когда я бросал пить, употреблять наркотики, а потом снова брался за старое, она не судила меня. Всегда держала для меня комнату. Когда я смывался в Лондон, в Хидден Вэлли, и возвращался, буквально еле волоча ноги, она принимала меня.

Вот такие дела.

Миссис Бейли показала на бумаги:

— А кто присмотрит за конторкой?

Я заметил:

— Если повезет, их сопрут.

Она не устояла.

Вышла из-за конторки и, это надо же, взяла меня под руку. Никто не берет вас под руку так, как женщина из Голуэя. Я почувствовал себя… галантным? Как часто сейчас можно услышать это слово? Я двинулся к двери, но миссис Бейли запротестовала:

— Нет, нет, я больше не выхожу.

— Что?

— Слишком опасно.

С этим трудно было спорить, снаружи действительно вам грозила смертельная опасность, моя хромота тому доказательство.

— И вообще, если мне предлагают выпить, я предпочитаю сама себя обслужить.

Хоть я и прожил в этой гостинице очень долго, сомневаюсь, что я когда-нибудь бывал в местном баре. Руководствовался принципом «не гадь у своих дверей». Но бар мне понравился, я такие заведения люблю: темный, дымный, старый, обжитой. Здесь серьезно пили серьезные пьяницы. Вы так и чувствовали волны, которые шептали:

— Хочешь повыпендриваться, катись отсюда.

Здесь вы получите свою пинту пива и стаканчик виски, и если вам требуется что-то еще, то вы явно пришли не туда.

...
39